Жили-были мужик да баба, у них была дочь, девка молодая.
Пошла она бороновать огород; бороновала, бороновала, только и позвали ее в избу блины есть.
Она пошла, а лошадь совсем с бороною оставила в огороде:
- Пущай постоит, пока ворочусь.
Только у ихнего соседа был сын - парень глупой. Давно хотелось ему поддеть эту девку,
а как - не придумает. Увидел он лошадь с бороною, перелез через изгороду, выпряг коня
и завел его в свой огород; борону хоть и оставил на старом месте,
да оглобли-то просунул сквозь изгородь к себе и запряг опять лошадь-то.
Девка пришла и далась диву:
- Что бы это такое - борона на одной стороне забора, а лошадь на другой?
И давай бить кнутом свою клячу да приговаривать:
- Кой черт тебя занес! Умела втесаться, умей и вылезть; ну, ну, выноси!
А парень стоит, смотрит да посмеивается.
- Хошь, - говорит, - я выведу тебе лошадь; только согласись со мною...
Девка-то была воровата:
- Пожалуй! - говорит, а у ней на примете была старая щучья голова, на огороде валялась,
разинувши пасть. Она подняла ту голову, засунула в рукав и говорит:
- Я к тебе не полезу, да и ты сюда-то не лазь, чтоб не увидал кто; а давай-ка лучше скрозь этот тын;
скорей просовывай кляп-ат! Я уж тебе наставлю.
Парень вздрачил кляп и просунул его скрозь тын, а девка взяла щучью голову,
раззявила ее и насадила на плешь. Он как дернет - и ссадил хуй до крови;
ухватился за кляп руками и побежал домой, сел в угол и помалчивает.
"Ах, мать ее так, - думает про себя, - да как больно пизда-то у нее кусается!
Только бы хуй зажил, а то я сроду ни у какой девки просить не стану!"
Вот пришла пора; вздумали женить этого парня, сосватали его на соседской девке и женили.
Живут они день, и другой, и третий, живут и неделю, другую и третью;
парень боится и дотронуться до жены.
Вот надо ехать к теще; поехали. Дорогой молодая-то и говорит мужу:
- Послушай-ка, милый Данилушка! Что же ты женился, а дела со мной не имеешь?
Коли не сможешь, на что было чужой век заедать даром?
А Данила ей:
- Нет, теперь ты меня не обманешь! У тебя пизда-то кусается.
Мой кляп с тех пор долго болел, насилу зажил.
- Врешь, - говорит она, - это я в то время пошутила над тобою, а теперь не бойся!
На-ка попробуй хоша дорогою, самому полюбится.
Тут его взяла охота, заворотил ей подол и сказал:
- Постой, Варюха, дай-кася я тебе ноги привяжу; коли станет кусаться - так я смогу выскочить да уйти.
Отвязал он вожжи и скрутил ей голыя ляжки. Струмент у него был порядочной, как надавил он Варюху-та,
как она закричит благим матом, а лошадь была молодая, испугалась и
начала мыкать (сани то туда, то сюда!), вывалила парня, а Варюху так с
голыми ляжками и примчала на тещин двор. Теща смотрит в окно, видит:
лошадь-то зятева, и подумала: верно, это он говядины к празднику привез;
пошла встречать, а то ее дочка.
- Ах, матушка, - кричит, - развяжи-ка поскорее, покедова никто не видал.
Старуха развязала ее, расспросила, что и как.
- А муж-то где?
- Да его лошадь вывалила!
Вот вошли в избу, смотрят в окно - идет Данилка, подошел к мальчишкам, что в бабки играли,
остановился и загляделся. Теща послала за ним старшую дочь. Та приходит:
- Здраствуй, Данила Иваныч!
- Здорово!
- Иди в избу! Только тебя и недостает!
- А Варвара у вас?
- У нас.
- А кровь у нее унялась?
Та плюнула и ушла от него. Теща послала за ним сноху; эта ему угодила:
- Пойдем, пойдем, Данилушка! Уж кровь давно унялась.
Привела его в избу, а теща встречает и говорит:
- Добро пожаловать, любезный зятюшка!
- А Варвара у вас?
- У нас.
- А кровь у нее унялась?
- Давно унялась.
Вот он вытащил свой кляп, показывает теще и говорит:
- Вот, матушка! Это мыло все в ней было!
- Ну, ну, садись, пора обедать.
Сели и стали пить и есть. Как подали яичницу, дураку и захотелось всю ее
одному съесть; вот он и придумал, да и ловко же: вытащил кляп; ударил
по плеши ложкою и сказал:
- Вот это мыло все в Варюхе было! - да и начал мешать своею ложкою яичницу.
Тут делать нечего, полезли все из-за стола вон, а он приел яичницу один
